— Эй, вы там! — закричал констебль на козлах. — Открывайте ворота!
— Я никого не обязан впускать посреди ночи. — Голос привратника был Майклу незнаком. Когда его нанял граф? Пару дней назад? И в каком притоне отыскал?
— А нас впустишь, черт подери! — В ответ на угрозу полицейского раздался неистовый лай собак. — Привяжи псов и отворяй проклятые ворота!
— Как бы не так! Убирайтесь вон, а то угощу вас пулей.
— Слушай, недоумок, это полиция, — вмешался другой констебль. — Если сейчас же не откроешь, у тебя будет достаточно времени набраться ума в кутузке!
— Бобби! — В голосе привратника послышалось неподдельное удивление и страх.
Никто не ожидал, что в дело вмешается полиция, даже умудренный граф.
— У нас дело к лорду Грэнвиллу, — продолжал констебль. — Открывай!
Майкл напряженно ждал, затаив дыхание. Лошадь фыркала и рыла копытом гравиевую дорожку. Экипаж накренился и замер в ожиданий исхода спора.
Лай собак перешел в недовольное рычание — псов сажали на цепь. А скрип металлических петель возвестил о том, что привратник подчинился приказу.
Брешь в обороне пробита. Для этого потребовалось пожертвовать всего одной старой девой. Короткий путь через парк показался Майклу длиннее жизни, ведь каждая минута для Энн — это целый час! Еще одна причина покончить с делом раз и навсегда…
Наконец экипаж замер. Майкл распахнул дверцу и оказался на земле, прежде чем констебли успели спрыгнуть с запяток. Быстро выпрямился, поднялся по каменным ступеням и постучал в дверь, за которой в течение долгих двух лет жил узником. Внутри послышалось движение — достаточно громкое, чтобы понять: там не меньше трех человек.
— Потише приятель — мертвого разбудишь!
Над дверью вспыхнул электрический свет, граф шагал в ногу со временем, створка двери открывалась внутрь.
— Какого черта!
Майкл не помнил стоявшего перед ним долговязого типа, но он хорошо знал подобных людей. Когда у них кончались деньги на опиум и начиналась ломка, они соглашались на любую работу. Даже на преступление, только бы получать монеты.
Но долговязый слуга, судя по всему, узнал Майкла — шрамы делали его заметной фигурой, И как ни был бледен, побелел еще больше.
Майкл оттолкнул слугу и прошел в вестибюль. Потом через три ступени побежал по лестнице красного дерева. Позади рокотал голос Дрейка:
— Джемми, болван, скорее за ним!
Майклу не требовалось света: он точно знал, где находилась Энн и сколько предстояло сделать шагов. Но одно дело — шаги ребенка, другое — шаги мужчины. Он сделал поправку, и все же коридор показался ему бесконечным. Сзади по не застланному ковром полу грохотали кованые сапоги констеблей.
— Сэр, подождите!
Майкла влекла вперед Энн. Ее смех, который он слышал всего один раз. Ее страсть, которой он наслаждался так недолго.
Она жива! Он это чувствовал. Из-под двери пробивалась полоска света. Послышался звон колокольчика, а затем приглушенный деревянной створкой крик:
— Фрэнк! Фрэнк, скорее сюда.
Майкл не медлил ни одной секунды. Как он и предполагал, дверь была заперта. Он налег на створку: раз, другой, третий… Красное дерево осветил фонарь полицейского. Они теряли время.
Но вот створка поддалась, Майкл зажег спичку. Выключатель находился по ту сторону двери. Яркий свет моментально ослепил их.
Он безошибочно узнал запах, которого не скрыл аромат сжигаемых благовоний. Запах плыл по ступеням ведущей на чердак узенькой лестницы. В животе у него похолодело. Майкл еле подавил в себе желание сжечь дотла весь этот дом, задул спичку и побежал по крутым ступеням.
Дверь наверху тоже оказалась закрытой, но подоспела помощь — дерево затрещало и створка распахнулось. От запаха смерти перехватило дыхание.
Луч фонарика скользнул по деревянному ящику, поскакал обратно, уткнулся в темноту и выхватил из мрака второй гроб. Вспыхнула над головой лампочка и озарила оба символа смерти. Майкл точно знал, в каком гробу находилась Энн. Чувствовал биение се сердца, ее страх.
Крышка была забита. Он поспешно схватил оставленный на втором гробе молоток. Драгоценные секунды уходили одна за другой. Майкл тянул, лупил, колотил — изнутри не доносилось ни малейшего звука. Нет, она не умерла. Щели в дереве пропускали воздух. Но бывают веши похуже смерти.
К покрытой шрамами руке присоединились руки в белых перчатках. Вместе с констеблем Майкл раскачал ослабевшие гвозди и сбросил крышку.
Энн лежала внутри — она тихонько плакала, в прядях волос запутались скользкие, мерзкие существа.
— Господи Иисусе!
Сначала Майкл решил, что это воскликнул он. Но в следующую минуту понял, что это голос полицейского.
— По ней черви ползают! — Перепуганный констебль забыл о том, что он представитель власти. У Майкла не было времени его утешать. Он прекрасно знал, что такое страх, — сам испытал двадцать семь лет назад, а сейчас его помощь требовалась женщине.
— Энн! — позвал он. Подхватил под колени и за плечи и вынул из гроба. Ее спина оказалась влажной. — Энн, открой глаза, скажи что-нибудь. Все в порядке, Энн.
Она открыла глаза, слезы продолжали катиться по щекам, зрачки расширены от ужаса.
— Опусти меня! — Ее голос прерывался рыданиями; от прежней гордости в гробу не осталось и следа.
Майкл подчинился. По шее Энн скользнул холодный червь, и она вскрикнула. Майкл сам чуть не разрыдался.
— Все в порядке, Энн. — Он быстро и умело очистил ее от земляных червей. — Не бойся, они не кусаются.
Но она рыдала не переставая. Майкл понимал почему. Он повернулся к полицейскому.