— Я хочу, чтобы ты стал моим любовником. Хочу испытать близость, о которой ты мне рассказывал. Жить вместе — как мужчина и женщина. Один месяц, если ты тоже этого хочешь.
Майкл наклонился и нежно поцеловал ее клитор.
— Plus que la mort elle-meme , — пробормотал он.
Прежде чем она успела перевести — Энн даже сомневалась, правильно ли она расслышала его слова, так сильно билось ее сердце, — вихрь вознес ее на вершину страсти, где рассеялось прошлое с его ненавистными болезнями, смертями и необходимостью принимать решения.
Каждый толчок колеса навевал очередное воспоминание: хриплый, сдавленный крик Майкла, его твердый, возбужденный пенис, длинный, в шрамах палец, измазанный ее кровью. Снова и снова Энн мерещились слова: «Plus que la mort elle-meme». Она не сумела правильно перевести или не так расслышала.
Кеб остановился у бордюрного камня. Энн посмотрела сквозь небольшое заляпанное квадратное окошечко. Старый кирпичный дом, возле которого они остановились, выглядел теперь иначе. Энн чувствовала, что и сама изменилась. Накануне она собиралась оплатить услуги Мишеля д'Анжа. И даже не мечтала, что он подпустит ее к своему телу, к своей жизни.
Выбираясь из экипажа, она споткнулась. Неказистая старая дева! Руки о перчатках похолодели. От страха.
Прошлая ночь коренным образом изменила ее сущность. А проведенные с Майклом дни круто изменят ее жизнь. Ей больше не вращаться в кругу респектабельных сограждан.
Энн подала мрачному кебмену шестипенсовик. Интересно, сколько Майкл заплатил вчера вечером за экипаж? Больше, чем она сейчас?
Двери дома растворились, стоило Энн подняться по ступеням.
— Мисс Эймс. — Благообразный дворецкий лет пятидесяти с редеющими рыжеватыми волосами отступил в сторону. Спину он держал очень прямо, словно жердь.
Энн попыталась представить, как он обращается с женщинами — как Майкл с ней или по-другому? И не смогла.
В черном сюртуке с галстуком дворецкий казался образцом английской респектабельности. Он не выразил ни малейшего удивления по поводу двенадцатичасового отсутствия госпожи и спрятался за маской, которую слуги надевают, чтобы не вызвать неудовольствия господ.
— Позвольте принять вашу накидку.
Слуги в Дувре, большинство которых служили еще ее родителям, обращались к ней «мисс Энн». Однако и их лица всегда были столь же бесстрастны. Энн ощутила приступ одиночества. А вслед за ним нахлынула волна стыда. Никогда прежде она не задумывалась о сексуальной жизни слуг.
— Нет, спасибо. — Женщина расправила плечи. — Пришлите ко мне в спальню горничную.
— Слушаюсь. — Дворецкий снова поклонился.
Пока Энн поднималась по истертым лестничным ступеням, ее преследовал запах плесени и запустения. Знакомые запахи, очень привычные. Но вот под ногой скрипнула половица, и этот звук пробился сквозь марево воспоминаний о плотских удовольствиях.
Что, если Майкл утверждал, будто ему необходима жаждущая его женщина, только потому, что это хотела услышать она? Что, если его попытка оставить ее у себя — всего лишь прием выжать побольше денег?
Коридор, по которому она шла, был отделан красным деревом; а у Мишеля — обит бледным шелком. У нее двери темного дерева, а у него покрашены в белый цвет. Она некогда вела образцовую жизнь, а он — бесстыдно аморальную.
И тем не менее они…
Энн скинула накидку и, бросив ридикюль на опиравшуюся на четыре деревянные колонки кровать, подошла по темно-бордовому ковру к туалетному столику перед зеркалом.
Корсет впился в припухшие груди, шерстяные рейтузы раздражали нежную промежность. Двенадцать часов назад другая женщина одевалась перед этим трюмо.
Но внутренние перемены никак не отразились на внешней стороне предмета: ушла старой девой и пришла старой девой. Какой мужчина захочет превратить ее в любовницу? Спать с ней? Просыпаться рядом? Завтракать?
Ее размышления прервал осторожный стук.
— Входи. — Пока Энн продолжала вглядываться в зеркало, дверь в ее комнату открылась. Только тут Энн сообразила, что у Майкла не было зеркал ни в спальне, ни в ванной.
— Чем могу служить, мисс Эймс?
Энн присмотрелась к появившейся в зеркале тени. Темное платье служанки сливалось с темно-красным деревом двери.
— Приготовь, пожалуйста, ванну.
— Это все, мэм?
Женщина в зеркале, внешне напоминавшая Энн, была бледна и сдержанна. А женщина под маской вздрогнула и затрепетала от внезапно принятого решения.
— И еще: упакуй мой баул. Я уезжаю на месяц.
Итак, мужчина, которому она платит десять тысяч, может стать ее любовником, а не альфонсом. Нет, только не альфонсом. Как это ни парадоксально, но она никогда не считала Мишеля д'Анжа продажным.
Горничная присела в реверансе.
— Слушаюсь, — проговорила она и направилась в ванную. Энн резко обернулась.
— Джейн…
Взятая в аренду вместе с домом служанка замерла.
— Что угодно, мэм?
— Я выгляжу иначе?
— Нет, мэм. Желаете что-нибудь еще?
Энн внезапно стало смешно. Горничная знала ее меньше недели. Даже если бы и были какие-то перемены, она бы их не заметила.
— Ничего, спасибо. — Она изо всех сил сопротивлялась соблазну опять повернуться к зеркалу. Какие перемены произвел в ней Майкл?
Ибо перемены были. Она заплатила мужчине, чтобы тот лишил ее девственности.
К тиканью французских часов на каминной полке из красного дерева примешалось сдавленное хрипение в ржавых трубах. Не важно, почему Майкл решил стать ее любовником, заключила наконец Энн. Она хотела провести с ним предстоящий месяц. Вместе спать. Вместе гулять и завтракать.