Любовник - Страница 1

К оглавлению

1

К читателю

Не будем забегать вперед!

Вам ни к чему знать, сколько книг я перелистала, прослеживая историю мужской гетеросексуальной проституции. Особенно меня заинтересовал девятнадцатый век. Я обнаружила, что термин «жиголо» — изобретение двадцатых годов двадцатого столетия. Историки предпочитают думать, что в прежние времена такой практики не существовало, поскольку женщины традиционно не являлись владелицами своих состояний и не могли распоряжаться средствами по своему усмотрению, а следовательно, купить благоволение мужчин иначе, как посредством женитьбы и при помощи приданого, им было не на что.

Однако в словаре вульгаризмов Фрэнсиса Гроуса, впервые опубликованном в девяностых годах восемнадцатого столетия, мне на глаза попалось одно из определений таких мужчин; оно в ходу и поныне — «жеребец».

И вот, с одной стороны, наши прабабушки будто бы не имели средств на покупку сексуальных услуг понравившегося мужчины, а с другой стороны… Меня поражает, как мало все изменилось по прошествии викторианской эпохи. Ванные с кранами горячей и холодной воды, смывные туалеты, телефоны и электричество — все это уже существовало и было доступно тем, кто располагал деньгами.

Строились универсальные магазины, появились автобусы на конной тяге — омнибусы, которыми пользовались те, кто не мог позволить себе собственные конюшни или наемные кебы. В шестидесятых годах девятнадцатого века открылась лондонская подземка: служащие стали ездить из пригородов в центр на работу и обратно. По сути, у нас очень мало удобств, которыми не располагали наши предки столетие назад.

Гинекологи исследовали женщин при помощи зеркала, как и сейчас. Диафрагму, женский контрацептив, изобрел немецкий врач в 1870 году, и вскоре она стала необычайно популярна среди наших степенных викторианских предшественниц, хотя в США получила распространение только после 1920 года. Туалетная бумага уже существовала. Гигиенические прокладки тоже.

Другими словами, в эпоху королевы Виктории жизнь была не такой примитивной, как принято ныне считать. А женщины не такими сексуально пассивными, как утверждает современная наука. Обе эры отличаются одной особенностью: склонностью к подавлению собственной чувственности.

Так что возликуйте вместе со мной, читая рассказ о проявлении женской сексуальности. Это дар, который нужно ценить. Ибо, как любое другое данное человеку право, его очень легко отнять.

Глава 1

Смерть?

Желание?

Майкл не понимал, что привело его обратно в Лондон. Он сидел в ожидании, прислушиваясь к голосам окружающих, кончики зажженных сигар казались в полутьме голодными крысиными глазами. Мерцали свечи, поблескивал хрусталь, сверкали драгоценности. По резной дубовой лестнице вверх и вниз сновали женщины в броских шелковых платьях и мужчины в черных сюртуках и белых жилетах, но их шаги приглушал густой ворс красного ковра. В доме свиданий Габриэля шампанское лилось рекой в комнатах, пропитанных запахом любви.

Из задрапированного бархатом угла донеслось возбужденное женское хихиканье. Майкл остро чувствовал, о чем шепчутся мужчины за освещенными свечами столиками. О нем, о Майкле д'Анже, мужчине, которому некогда женщины платили за наслаждение, а теперь платит он сам.

— Mon frere . — Габриэль неожиданно возник за левым плечом Майкла, но не прикоснулся. Он уже давно ни к кому не прикасался. — Она здесь.

Майкл повернул голову и пристально посмотрел на него. «Мои ангелочки» — так двадцать семь лет назад назвала их хозяйка дома свиданий, после того как спасла от голода на улицах Парижа. Брюнет для женщин, блондин для мужчин. В то время они были тринадцатилетними беспризорными мальчуганами, а теперь им перевалило за сорок.

Но до сих пор они бежали от прошлого.

— Она одна? — спросил Майкл.

— Да.

Чресла Майкла напряглись в предвкушении. Однако боль разочарования не отпускала его. Она этого не заслужила — женщина, явившаяся к нему в поисках сексуального удовлетворения.

— Еще не поздно, — пробормотал Габриэль. — Я могу ее прогнать. Ей это пойдет на пользу.

Пять лет назад Майкл согласился бы. Пять лет назад он считал, что его тайна в безопасности. Но теперь слишком поздно. Они оба в ловушке: женщина — из-за желания наслаждений, а он — из стремления к мести.

Майкл улыбнулся. Он знал, какой эффект производит его улыбка: рубцы на смуглой коже скорее отталкивали, чем привлекали.

— Не спеши, старина. Стоит ей увидеть мое лицо, и она сразу передумает.

— До прихода сюда она не была слепой. — Голос Габриэля посуровел. — Адвокат разъяснил ей, что к чему.

Неужели женщина способна пасть так низко? И жаждать наслаждения, зная, как он изуродован?

— Поэтому ты и не лебезил, Габриэль? — ехидно заметил Майкл. — Знал, что сделка все равно состоится?

— Пусть будет что будет. — Безукоризненные черты Габриэля освещало колеблющееся пламя свечи. — А если нет, мы вместе найдем иной путь.

Но иного пути не существовало, только тот, на который они свернули двадцать семь лет назад.

Майкл лихорадочно обдумывал, к чему приведет его план. И понимал, что ничто не способно предотвратить последствия его свидания. На карту во имя мести поставлена судьба невинной женщины.

Месть уже погубила шестерых. Одной больше, одной меньше — какая разница?

— Приведи ее сюда. Габриэль замер.

— Неужели в твоей душе нет места снисхождению?

Майкл горестно вздохнул. Мадам из дома свиданий посвятила его в искусство забвения. Он научился хоронить воспоминания об ужасах детства в аромате и вкусе женщины. В наслаждении, если не было покоя и надежности.

1